Эймар поглощает скверна, Харматан и Тиверия тоже падут, сраженные отравой власти над душами, подаренной Императором. Скоро Эрендол останется последним островком жизни без арийской магии. Надолго ли? Нет, если среди его защитников есть отступники, подобные тебе. Обвиняя орден, ты заслуживаешь еще большего порицания. Кому ты вредил? Мне? Императору, которого никто не видел в глаза? Ты предал Эрендол, Харматанец. Ты свел на нет мои усилия. Зачем было спасать душу незнакомого мага? Арии Аверны — слуги Императора, карать их или миловать — решать ему. А преступление, объявленное во всеуслышание перед Советом, обязательно дойдет до вершин власти и ответ последует незамедлительно! Ты не представляешь, как дорого может обойтись твое «решение» Эрендолу! А тебя самого вывернут наизнанку, добиваясь правды!

Айворт задумался, глядя в пространство мимо Хана, словно говорил сам с собой. По сути, так оно и было.

— Но еще есть надежда. Кому-то нужны Проклятые дороги, и архонты не все уничтожены.

— Что такое «надежда», Харматанец? На что будут уповать эльфы Эрендола, когда арии сожгут наш дом и уничтожат каждого второго жителя? Создатель обещает лучший мир, но я не доживу. Ты — тоже.

Верховный советник покинул помещение, оставив Хана наедине с вопросом: был ли он прав, оставляя орден?

14 апреля

Для Ханлейта снова потянулись однообразные дни в камере. Допросов больше не было. Через неделю Хранителя повели наверх. Поднявшись по многочисленным лестницам, он оказался в коридорах здания тюрьмы. Хана ввели в комнату со столом посередине и усадили на обычный стул, оставив руки скованными за спиной. В зарешеченное окно под потолком било весеннее солнце. Ханлейт пододвинулся к яркому квадрату горячего света на полу и грелся в его лучах. Он недолго оставался в одиночестве. Дверь отворилась и вошел Галар.

— Привет, — сказал он, сев напротив и положив перед Ханлейтом лист бумаги исписанной стороной вниз.

Хан промолчал. Коротко взглянув на мага, он опустил глаза. «Как дурно он выглядит», — с внезапной жалостью подумал Галар. Смуглая кожа Ханлейта за месяцы пребывания в неволе приобрела нездоровый желтый оттенок, а щеки ввалились, подчеркнув острые скулы. Эльф стал походить на харматанца, оправдывая свое прозвище. «Зато я провел в подземелье целый год и вышел больным!» — вспомнил Галар и его сочувствие развеялось.

— «Маг ни в чем не виноват», значит? Как долго ты не решался рассказать правду, мой друг! Что стоило чиркнуть покаянное письмо перед уходом или намекнуть мне, что ты собираешься натворить, чтобы я подготовился! Я был настолько наивен, что даже мог бы тебе помочь!

— Прости, я не подумал об этом, — вздохнул Хан.

— Твое извинение состоит в том, что ты признался, что обо мне забыл? Свободолюбивые харматанцы выше морали и долга: друзья всего лишь дорожная пыль на пути будущих похождений. Отряхнул ноги, забыл — и идешь дальше.

Слова сожаления замерли у Ханлейта на губах. Что бы он ни сказал, Галар не простит. Маг настолько сильно возненавидел бывшего друга, что не захотел разговаривать в Сирионе, а сразу сдал Хана в орден. Но Ханлейт оставил Галару Лиандру, и теперь должен вытерпеть все издевательства, которые оскорбленный в лучших чувствах маг приготовил в отместку.

— Ты пошел через земли моего клана, рассчитывая, что мне давно свернули шею за соучастие в твоих преступлениях? — продолжал допрос Галар.

Ханлейт не видел раньше на его лице такого жесткого выражения. Он запомнил Галара другим: мягким, незлым, приятным собеседником… Как же далеко он зашел в своей ненависти, если предполагает подобную гнусность?

— Я думал, ты в Эвенберге. Я не знал, что тебя наказали.

— Ссылка в лес была наказанием номер два, после тюрьмы. Но забудем о прошлом. Как думаешь, что за бумагу я принес?

— Я не буду угадывать.

— Перед тобой лежит помилование, подписанное рукой Айворта ланн Айдана. Тебя восстанавливают в звании и дают право на жизнь. Признание своей ошибки и искреннее раскаяние — вот твой шанс все исправить. Одно слово — ты раскаиваешься? Скажи «да», Ханлейт, и все будет по-прежнему.

Хан смотрел на белый лист, а в его душе поднималась буря. Не может быть! Неужели Айворт простил его? «Но я не раскаиваюсь и не могу быть Хранителем!» — думал Ханлейт, сопротивляясь искушению.

— Почему Айворт прислал с этим известием тебя? — спросил он, усилием воли стараясь дышать ровнее.

— Старик хочет нас помирить, — без заминки ответил Галар, — я возвращаюсь в Эвенберг, и в случае твоего согласия нам предстоит вместе работать.

— Лиа приехала с тобой?

— Нет, она в поселке под защитой клана. Ей у нас понравилось, а мы отлично поладили. Еще немножко поскучает, и я заберу ее в город.

Хан засомневался: поладить с Лиандрой было непросто…

— Она скучает по мне?

— Причем здесь ты? Она скучает по моим ласкам. Моран очень хороша в постели, хотя… О ее умении отдаваться любому делу со страстью ты и сам хорошо знаешь, — непринужденно ответил Галар.

— Что?! Ты лжешь, она не могла…

Ханлейт даже не заметил, что маг назвал Лиандру по-другому.

— Почему не могла? Моран сделала выбор легко и с радостью. Не считай себя хоть в чем-то лучше меня.

Галар довольно улыбался, отмечая, как больно ранит Хана каждое его слово.

— Обычный разговор, ни капли магии иллюзий, — а ты не знаешь, верить мне или нет! Я научился жить, Ханлейт!

— Почему ты называешь ее «Моран»?

— Я вернул бедняжке память.

— Так тебе известно ее прошлое?

«Он так спокойно воспринял, что Лиа — архонт?» Что-то во всей истории было не так, но Ханлейт не мог уловить, что именно. Да, Галар научился жить! И врать…

— Я не знаю ничего, кроме имени, но мне и неинтересно, — пожал плечами маг, — скорее всего, она знатного рода, об этом говорят и грамотность, и память о хороших манерах. Какое мне дело до того, чем болела ее матушка и каким титулом гордился батюшка? Но вернемся к бумаге. Я жду.

Моран… Ее настоящее имя. Вернув свою забытую жизнь, она предпочла состоятельного Галара, а бродягу Ханлейта отвергла. Отдалаcь другому мужчине, предала любовь. Мысли Хана путались, а память подсовывала картины прошлого: вот Лиандра танцует с Киндаром на празднике, такая непривычно веселая, но и злая одновременно; признается Хану в любви в миг, когда от смерти их отделяют считанные часы и прощается навсегда, но не покоряется. Лиандра, Моран всегда отличалась искренностью чувств. Она и Галар… Их союз невозможен!

— Переверни документ, я хочу прочесть сам.

— Сначала — твое слово, а потом я это сделаю.

Его слово… Согласие принять предательство ордена, снова занять место в рядах ассасинов на службе Императору, вернуться туда, откуда сбежал… Он сделает это не из страха, но ради Моран и перестанет себя уважать…

— Ты выбрал подлую месть, Галар.

— Я играю в игру, придуманную тобой. Она называется «найди семь отличий дешевой лжи от драгоценной правды». Не нравится? Знаешь, что в этой бумаге на самом деле? Приказ о казни через повешение на городской площади Эвенберга. С тебя живьем сдерут кожу, чтобы мертвое тело, болтаясь в петле, не пятнало честь Хранителей символом древа! Так трудно покаяние? Проще было все испортить! На, читай!

Сбросив маску неестественного спокойствия, Галар швырнул документ печатью вверх, под которой стояла размашистая подпись Айворта ланн Айдана. Казнь Хранителя Ханлейта ланн Кеннира была назначена на 14 апреля 3224 года во дворе тюрьмы Эвенберга.

Чтобы не видеть Галара, Хан закрыл глаза. Маг сумел отыграться за каждый час, проведенный в тюрьме, минутами последнего разговора. Вот и все. Надежды и не было, но смертника заставили поверить и засомневаться.

— Страшно смотреть? Тебя даже пытать не будут, а просто отрубят голову! Чем ты заслужил милосердие Айворта? Ты умрешь, как Хранитель, а не как преступник!

— Тебя не устраивает способ, которым меня убьют? — тихо спросил Ханлейт, — скажи, что ожидает Моран на самом деле.