Пусть Хан не хочет говорить, но Лиандра чувствовала, что эльф имеет какую-то загадочную связь с ее прошлым. В этот момент она оставила мысли о бегстве из банды Герванта.

Таса не стали хоронить. Лето сел на лошадь погибшего Веселика, которую бородатый разбойник так походя присвоил себе, и освободил Лиандру от своего общества. Уезжая, она обернулась — убитый разбойник лежал на склоне распадка темной массой. Жизнь живого существа значила ничтожно мало! А разбойников осталось только восемь…

— Почему за нами никто не гонится? — спокойно спросил Киндар Герванта, словно избиения на постоялом дворе не было и в помине.

— А зачем? Сейчас вестовые легионеров скачут во все стороны от Готы. Наши приметы, возраст, имена и каждый репей на хвостах лошадей будут развешаны на всех столбах письменно и в картинках; на наши рожи будут показывать пальцами и голосить, призывая имперские власти. Сведений Тинка достаточно, чтобы отыскать нас в самой убогой дыре Мореи!

— Может, стоит разбежаться на время, как раньше? — подал голос Лето.

— И облегчить работу легионерам? Пока мы вместе, не у каждого бродяги, привлеченного блеском монет, хватит смелости перерезать нам глотки во сне.

— Что же делать-то, командир? — Гвидо с надеждой посмотрел на Герванта.

— Бежать, мой мальчик. Прочь из Мореи. Вот только выбор у нас небольшой: Харматан на юге и рабство, либо — Аверна на востоке и виселица.

— Есть еще Эрендол. Ты — нелюдь, не в обиду будет сказано. Эльфы тебя примут.

— Если только меня, а что они с тобой сделают, ты подумал, Ханлейт? — странно сказал Гервант, — нет, этим путем мы двинем в крайнем случае. Минуем Эрендол вдоль границы, дойдем до Аквилеи, а оттуда, морем — в Галаад. Забавная шутка, но самым надежным пристанищем на эймарской земле стало государство дварфов.

— В Галааде всегда было хорошо. Это Эймар зарос дерьмом по самые столицы, — мрачно буркнул Мензенлир.

— Не это важно, дварф, а то, что зима на подходе. Ноябрь месяц. Первый снег посыплется со дня на день, а потом…

Гервант не договорил. Природа Мореи была сурова до жестокости. Здесь, на открытых пространствах холмов стужа свирепствовала особенно люто, а за ней по пятам шел голод…

— Мне нельзя в Аквилею, — лицо Лето стало кислым от каких-то воспоминаний.

— А мы нарядим тебя девицей! Никто не заметит разницы, — привычно съязвил главарь.

Лето обиделся и замолчал. Каждый погрузился в свои невеселые думы. По воле судьбы, горстка разбойников решилась преодолеть огромный путь от Мореи до Галаада, но только для одного из них — дварфа Мензенлира — это была дорога домой.

Тайна Одренского леса

Отряд двинулся прямиком на юг. Иногда разбойникам встречались дороги, но Гервант ни разу не соблазнился на проторенный путь. Его спутники с тоской провожали глазами грязные колеи и вздыхали: проселки вели к жилью, уютным трактирам с сытной едой и теплыми постелями. К вечеру вдали показалась темная полоса.

— Река Одрен и болота, — объяснил Гервант, — место гиблое, скрытное, но не все так плохо. Выжить в пойменных лесах можно: дичи полно, а комаров по зимнему времени не будет. Скоро белые мухи полетят, и топи станут проходимыми. В другое время года я бы не рискнул сюда сунуться, но мы под зиму идем. Считайте, что нам повезло.

Неглубокая илистая река несла свои мутные воды к Амарантину, разливаясь по Морее сетью нездоровых болот. Лаконские топи были для эймарцев синонимами болезней и запустения. Поговаривали, что на болотах живут демоны и всякое живое существо превращают в нечисть. Коренные морейцы с неохотой селились в районе Одрена: реку можно было назвать судоходной весьма условно; на заболоченной почве плохо росли овощи, зато мошка роилась почти круглый год. Гервант планировал обойти Лакон вверх по течению реки и попасть в центральный Эймар через Одренский лес — самую глухую область Мореи.

Разбойники углубились в болота в сумерках. Лошадей вели под уздцы. Под ногами мерзко хлюпало, промокли ноги, в животах урчало от голода. Лиандра то и дело поглядывала на Герванта, удивляясь его стойкости. Лицо главаря осунулось, резче обозначились морщины на лбу и в углах рта, но сил не убавлялось: Гервант уверенно и быстро вел разбойников к ему одному известной цели. В правильности его решений больше никто не сомневался. Наконец, болотистая почва с чахлыми деревцами осталась позади, и отряд надежно укрыли корявые стволы старых дубов. Наступила темная морейская ночь.

— Все, раскладывайтесь! — отдал команду Гервант и ушел в лес, захватив с собой арбалет.

Его долго не было. Негромко переговариваясь, разбойники разбили лагерь, развели огонь. Чувствуя себя измученной и разбитой, Лиандра прислонилась к шершавому стволу ближайшего дерева и задремала. Ее толкнули в плечо, бесцеремонно усаживаясь рядом.

— Ты все самое интересное пропустишь! — прошептал Лето ей в ухо.

Девушка раскрыла глаза и тут же зажмурилась от света. На костре жарилась задняя половина кабаньей туши, надетая на палку, перекинутую поперек двух рогатин — охота Герванта оказалась удачной. Разбойники грелись у огня, сглатывали слюну и нетерпеливо поглядывали на угощение. Чазбор пришел в себя и больше не напоминал существо из потустороннего мира; Гвидо переговаривался с Гервантом, выясняя обстоятельства ночной вылазки. Хан, по своему обыкновению, молчал и изредка поворачивал вертел, чтобы мясо прожарилось равномерно. Попадая в хоровод теней и света, глаза разбойников блестели неестественно-весело, словно не было последних суток тяжелого пути и смерти товарищей. Или Лиандре так чудилось. От аппетитного запаха и усталости ее слегка замутило.

Оранжево-красные блики огня плясали по лицу аквилейца, делая его похожим на изменчиво-лукавую физиономию лесного фавна. Лето показал девушке круглую фляжку и с заговорщицким видом поболтал ее содержимым:

— Смотри, что у меня есть!

— Какой необычный запах.

Лиандра вдохнула резкий, пряный аромат алкогольного напитка. Это было не трактирное пиво и не медовуха. Лето проявил настойчивость — поднес зелье к ее губам:

— Пей, не бойся!

«Что здесь страшного?» — удивилась Лиандра, сделала глоток и тут же пожалела об этом. Что она проглотила? Жидкий огонь или расплавленный свинец? Девушка закашлялась, вытирая выступившие на глазах слезы. Язык и горло немилосердно саднило, а пустой желудок обдало жаром, согревающим изнутри, как костер.

— Жжется? Давай, я тебя поцелую и сразу все пройдет! — предложил Лето, очень довольный произведенным эффектом.

Аквилеец чмокнул Лиандру в щеку и присосался к фляжке без видимого ущерба для здоровья. К ним подошел Гервант.

— Чем это вы тут развлекаетесь? — подозрительно спросил он, вырывая флягу из рук Лето и пробуя напиток, — эх, чтоб тебя, аквилейский проходимец! Где ты умудрился раздобыть настойку мандрагоры? Никак — в «Дырявом котле», светлая ему память? Крепкая-то какая, как отрава!

Главарь бросил сосуд Хану, а тот — Гвидо. Фляга обошла всех разбойников, и, слегка потеряв в весе, вернулась к Лето.

— Убери пока, под мясо хорошо пойдет. А ты, Лиандра, не тащи в рот все, что странно пахнет. Хватит ржать, Гвидо, я имел в виду пойло! Лето ко всему привычный — и не такое в себя наливал, но для нежных девиц паленое непотребство не предназначено. Еще приставать начнешь к нам… с расспросами. А у меня, к примеру, скоро вместо головы будет брюхо варить.

После такой отповеди желание говорить с Гервантом пропало напрочь. На любое ее действие у нелюдя находилось десяток самых противных слов! Как его терпят другие разбойники? Каждый из них рано или поздно становился объектом язвительных насмешек Герванта, а то и грубых выходок. «Он проявляет заботу о них, вот в чем дело! Пусть и на свой лад», — лениво раздумывала Лиандра, замечая, что пламя костра двоится у нее перед глазами. От единственного глотка настойки мандрагоры голова стала тяжелой, как камень, а окружающие предметы утратили четкие границы. Девушка все больше клонилась в сторону ласкового Лето. Внезапно перед ее лицом возникла зеленая фляга, оплетенная гибкой корой. Ее протягивала смуглая рука с длинными пальцами.