Немедленно прочь отсюда! Забыв об усталости, она побежала вперед, чтобы миновать деревню поскорее. Широкая улица привела к храму. Его серые каменные стены не пострадали от времени, а на центральной розе витража сохранились все стекла, и только деревянные двустворчатые двери, сорванные с петель, валялись на земле. Храм настойчиво приглашал войти.

— Мне некому молиться, — возразила странница, против воли поднимаясь на крыльцо.

В прохладном полумраке храма ее шаги отдались гулким эхом. Солнце заглядывало в отверстия купола, пылясь косыми лучами света.

— Зачем я здесь?

Нельзя было представить себе места печальнее, чем пустой дом Создателя, забывший звук молитв. Храмы не становятся святыми сами по себе. Искренняя вера возносит их каменные стены так высоко, чтобы надежды и мечты смогли достать до неба. А когда люди уходят, Создатель покидает храм вместе с ними.

Странница подошла к алтарю, смахнула сухие листья и замерла от потрясения, увидев знакомый символ змеи и меча и надпись под ним «Отверженные да присягнут тебе».

Отверженные да присягнут тебе! Чья это клятва? Она таила в себе чудовищную мощь и оскорбляла самого Создателя. Кто посмел выбить ее в храме?

— О Боги, — прошептала странница, не ведая, к каким богам обращается, — это сделала я!

Ее руки вспомнили шероховатую поверхность алтаря и даже боль от ударов, когда инструмент попадал по пальцам. Повсюду валялась каменная крошка, а светлые выбоины не успели заполниться мусором. На полу лежали кривой медный гвоздь и булыжник, послуживший молотом…

Храм словно ожил. Хлестко ударив по ногам, внутрь ворвался ветер. Померк свет. Некто невидимый издевательски расхохотался. Его смех был повсюду — за спиной и под сводами, отражался от стен и ощущался всем телом. Надпись на алтаре вспыхнула льдисто-белым, холодным светом. Вот он, источник ее силы! Эти слова заставляли тело жить, пока сознание спало, и требовали очнуться! Их писали ее бесчувственные руки, шептали ее губы. Сколько верст прошла странница по Проклятой дороге, как давно она здесь? И кто же она?! Неведомая сила связывала жуткую клятву и символ архонтов воедино!

Закрываясь ладонью от сияющей надписи, девушка сделала шаг назад. Она желала бы выбежать вон, но не смела. Исчез храм, заброшенная деревня и весь мир. Ее окружали сотни, тысячи существ всех рас, их объединяла смерть и клятва «отверженные да присягнут тебе». Многие лица были знакомы, но забыты; какое страстное желание владело мертвыми, протягивающими руки к живой? Заключить в объятия? Растерзать на части? Что они хотели от нее? Власти, крови, пощады, правосудия?

— Я не стану никому присягать!

Над ней снова рассмеялись. Надпись на алтаре погасла. Странница стояла одна в тихом полумраке пустого помещения. Нет, не одна! Невидимый мучитель был рядом, но ничего не требовал на этот раз. Он показывал, как из раны на ее запястье текут струйки крови; сливаясь в причудливый узор, заполняют выбоины в каменном полу храма, а силы покидают тело капля за каплей, становясь частью Проклятой дороги, уходящей в никуда. Не присягу от нее требовали — все клятвы давно были сказаны.

Это видение было самым страшным, оно лишало смысла саму жизнь, а смерть казалась благом, избавляющим от страданий. Странница выбежала на улицу и потеряла сознание.

Воспоминание ожило мелодичным плеском быстрой воды. Прыгая по валунам среди живописных долин, молодая речка еще не знала своей судьбы. Отправляясь в далекий путь от предгорий северного Эймара, Амарантин белел гребешками волн, купаясь в солнечных лучах короткого и жаркого лета. Совсем скоро родники напитают его драгоценной влагой, и даже небо, проливаясь дождями, отдаст дань великой реке, разлившей свои воды по территории огромного государства.

— Амарантин… — прошептала странница, приходя в себя.

Снова имя реки. За ним скрывалась важная тайна, увы, пока непонятая. Девушка лежала в пожухшей траве у дороги. Пахло сухо и пряно. Осенью. Черный проем храма по-прежнему приглашал войти. Невидимый голос звал к алтарю, тихо-тихо, но настойчиво.

— Я не слушаю тебя.

Странница поднялась и направилась в поле. Не важно куда идти, лишь бы и заброшенный тракт, и храм поскорее скрылись за холмами! Путь к обитаемым местам занял весь день. Только к вечеру она набрела на небольшое селение, надежно укрытое от посторонних глаз заросшими лесом оврагами. Опасно показываться на глаза людям или нет, уже не имело значения: странница едва держалась на ногах, но с деньгами дварфа могла рассчитывать на еду и ночлег.

По улице деревни расхаживали одни лишь куры, зато из дверей трактира доносился смех и пронзительные вопли. Странница посмотрела на вывеску без названия с рисунком кружки и миски и поднялась на крыльцо.

— Пятнадцать серебряных лир с целой деревни? Портки Создателя, ты вздумал со мной шутить? Мне нужно золото!

Развалившись в деревянном кресле, как король на троне, мужчина широко ухмылялся, показывая ряд крепких, ровных зубов. Сегодня его замком был убогий трактир, войском — десяток головорезов, а с ролью слуг неплохо стравлялась чета владельцев заведения и перепуганные бабы. На деревенского старосту возложили почетную обязанность сборщика дани. Прочие жители невезучего села прятались в своих домах и молили Создателя уберечь их от произвола банды Герванта.

В те времена, озлобленные или отчаявшиеся люди, и не только, объединялись в летучие отряды, от которых стонал весь Эймар. Руки разбойников еще хорошо помнили как держать оружие, а война лишила их жизнь иного смысла, кроме насилия. Имперская армия защищала крупные города. Власть за их стенами валялась на дороге и, пусть на краткое время, ее мог поднять кто угодно.

Гервант не злился на старосту. Он прекрасно понимал, что золото у морейцев не водится, зато есть что пожрать и кого пощупать.

— Господин, как на духу говорю, мы от дорог далече, не каждый день на заработки выбираемся. Что выросло, то и едим! — голосил староста, бледнея от страха.

— Таки как «далече»?! Неужто я не по дороге к вам пожаловал?! — передразнивал Гервант его интонацию, — да у вас самый распрекрасный трактир на всю округу!

— Нету денег больше!

— Нету?! Правда?! Какая жалость! Тогда мне придется тебя убить. Не вой, сам не хочу! Ты, мужик, плохо стараешься, видимо, шкурой своей не дорожишь. Тас, избавь смертного от страданий. И Создателя ради — сделай это на улице. Помоги ему, Гвидо.

Разбойник со зверским лицом, заросшим бородой по самые глаза, вытащил из ножен короткий меч. Молодой светловолосый мужчина высокого роста и богатырского телосложения схватил старосту за шиворот и потащил к двери.

Гервант зевнул, наперед зная все, что последует за его приказом: напугают до полусмерти старосту, соберут еще пару-тройку лир, напьются и свалят дальше. Не стоило быть пророком, чтобы предсказать и свою судьбу — нож в брюхо или веревка на шею. Но и такая перспектива — не повод для расстройства. Подумаешь, одним нелюдем на свете станет меньше!

«Нелюдь» — этим словом в Эймаре клеймили не подонков, а полукровок, родившихся от брака или прелюбодеяния существ разных рас. Всего четверти эльфийской крови оказалось достаточно, чтобы испортить Герванту физиономию — главарь банды был некрасив: его широкие скулы и крупный нос грубо контрастировали с длинными глазами миндалевидной формы. Их изменчивый цвет, состоящий из оттенков желтого и буро-зеленого, не поддавался точному определению, как и возраст главаря банды. Сорок лет, пятьдесят? Жизненные бури исхлестали его лицо морщинами, проявили черты властности и недюжинного ума; обратили природную некрасивость в своеобразие. Физическая сила Герванта бросалась в глаза, но зачастую нелюдь предпочитал другое свое оружие — острый язык.

Староста взвыл, вцепился руками в табуретку и с грохотом протащился вместе с ней к порогу — Гвидо было все равно, сколько предметов за раз подхватит его крепкая рука. В этот момент в дверном проеме показалась еще одна фигура и остановилась в нерешительности.